Крыша съехала вечером, в одиннадцать часов.

Вообще, нечто подобное бывало со мной и раньше. С год где-то назад позвала я в гости свою подругу, и та, оглядевшись в моей избушке, вдруг спросила:

- Наталья, а тебе здесь не страшно? Одной? По ночам?

И вот просыпаюсь ночью от грохота. Дождь с градом молотит по крыше. Гром гремит. Деревья так в окна и ломятся – ветер. И посреди комнаты кто-то кого-то с хрустом жрёт... Кот, конечно. Но догадалась я об этом не сразу.

Но тут случилось ещё хуже: без повода. Прихожу, значит, домой с мыслью ужин приготовить. Плита у меня газовая, газ привозной, и вентиль у баллона перекрыт. Протягиваю руку - отвернуть, и тут меня в дрожь кидает: баллон сейчас взорвется! Выскакиваю за дверь, отбегаю поглубже в огород – делаю, в общем, сама для себя вид, что пошла луку нарвать. Рву; и одним глазом на дом поглядываю, прикидывая, как у него сейчас крыша взлетит и не убьет ли меня каким бревном. И мысль отращиваю: глупость всё это - с чего баллону взрываться?

Успокоилась. Подхожу к двери – и тут опять! Паника такая, что хочется из этого дома вообще убежать. Но я же человек волевой, блин, воспитанный в лучших социалистических традициях, и меня баллонами не запугаешь. Откручиваю этот вентиль чертов, на лбу испарина, сердце колотится... Ушла в комнату, передохнула. Взяла себя в руки. Подкралась к плите. Зажгла спичку. И тут у меня нервы окончательно сдали – понимаю, что ужин готовить сегодня не буду.

Легла спать. А в голове ролик: баллон взрывается, стена между ним и моей кроватью рушится, компьютер исполняет вторую партию, я погребена под горящими обломками, и сломано у меня все, что может в человеке сломаться... Честно стерпев пятнадцать минут кошмара, я схватилась за телефон.

- Натка, - здороваюсь, - Приходи, а? Бери Ромыча - баню истопим...

Полночное приглашение Натку не удивляет – не первое. Она только говорит, что их будет пятеро – ещё Семён со своей девушкой и незнакомый мне Сергей. Я радуюсь: в такой компании чертов баллон просто постесняется рвануть.

Они приходят, и баллон, действительно, перестает угрожать. Газ зажжен, мы варим яйца и сооружаем окрошку. Потом идем в два этапа в баню, и Ромка почти засыпает, а Серега с Семеном спорят о "Крохотках" Солженицына; я завариваю чай – не чай, а приворотное зелье со всеми дарами огорода. От дыхания дома окна запотели. Протираю кружочек. Трава на улице полегла от холодной тяжести воздуха, ставшего водой. Светает. И тут вдруг Сергей...

- Говорят, ты баллона боишься? Я его смотрел – с ним порядок. Мы как раз такие развозим и устанавливаем – они не опасны. Вот кислородные – да, с ними иногда бывает. А эти... – и он мне объясняет, что баллон взорвется только в одном случае: если я оттащу его в дровяной сарай и устрою там мощный костерчик. Мы залезаем под кухонный стол и подробно рассматриваем проклятую штуку, Сергей рассказывает, как они эти баллоны подсоединяют – и попутно проводит ликбез о свойствах природного газа. Семен предлагает:

- А почему бы тебе его на улице не держать?

- Зимой газ замерзает... – неуверенно говорю я, и Серега авторитетно кивает. Правда, газ не замерзает, с ним происходит что-то другое: вроде, он от холода сужается и его из баллона не добудешь. Услышав о сужении, Семен оживляется и рисует картину: вот баллон от холода скукожился до размеров наперстка и потерялся в сугробе, но наступает апрель, и баллон снова набухает. Как почка. Мы смеёмся.

- Вот вы, писатели, всегда так, - неодобрительно тянет Сергей, – наврете с три короба...

Ночью мне снилось, как взорвался баллон.