- Ты бы хоть воды принес, - сказала мать. – Девка завтра приедет – даже умыться нечем.

- Завтра и схожу, - отец не повернул головы от телевизора, где показывали в это время новости; лицо его казалось недовольным, почти угрюмым.

- Сорок приехавших в оздоровительный лагерь детей попало в больницу с массовым отравлением, - сообщил диктор. Звякнуло ведро. Лицо отца стало ещё более недовольным, но только на секунду. К этим штучкам он давно уже привык.

- А миска с молоком у вас не на месте! – заявила Юлька, входя и оглядываясь. Миска стояла возле ножки обеденного стола.

- Мать вчера два раза разливала, - усмехнулся отец.

- Пол мыла, вот и зацепила! Нормально миска стоит – где хочу, там и ставлю, не ты же его кормишь! Садись, Юля: чаю выпьешь, обедать позже будем. Как живешь-то хоть?

- Нормально живу, - Юлька достала из сумки коробку, протянула матери: - Держи, это тебе… - в коробке был "ветерок" – на тонких лесках голубые прозрачные дельфины, призванные заманить в дом счастье. Раскачиваясь, дельфины задевали друг друга и мелодично звенели. Отец с интересом разглядывал привезенную Юлькой жестяную коробку с чаем. В чем-чем, а в чае он разбирался. И теперь с удивлением понял, что Юлька тоже разбирается.

- Кот ушёл куда-то, и всё нет и нет… - пожаловалась мать, расставляя по столу кружки. Юльке – большую.

- Мам, ну ты что? Вернется твой кот. Кот же!

- Так он в шесть утра ушёл…

- Подумаешь! Они по три дня гулять могут!

- Но он к обеду всегда приходил… Кстати, пойдем-ка. Поможешь салат сделать.

В дверь постучали:

- Хозяин!

Отец поднялся, вышел. Почти сразу вернулся, выдвинул ящичек стола. Мать вскочила, похвастала:

- Вот, Станислав Васильич! Да вы проходите… Дочь приехала… В Екатеринбурге работает, в университете…

- Да ну? Молодец! – похвалил небритый низкорослый мужичок, робко кося в сторону Юльки. Отец дал мужичку купюру, и тот, попрощавшись, вышел. Мать снова села за стол:

- Ох уж мне этот Стасик… Ты Стасика видела? – так вот, это – Стасик… Приходил денег просить. На бутылку.

- А отдает? – заинтересовалась Юлька.

- Ни хрена! – ухмыльнулся отец. Ему было неловко, Юлька видела.

- Ладно! – поднялась она. – Что там с салатом? – говори, что делать…

Кухня была маленькая, и Юлька, чтоб не мешать, села в самый угол.

- Ну, расскажи, что хоть нового у тебя? – мать достала глубокую чашку, тёрку, две очищенных морковки и полезла в холодильник.

- Все по-старому, мам. Словарь вот только на кафедре новый вышел…

- Ну как ты морковку трешь, Юля! Надо же на мелкой!

- А не все равно? Ну ладно, ладно…

- А какой словарь? – на стол явились два пакетика вареного риса, неоткрытая банка рыбных консервов и сыр. - Всё словари у тебя и словари… Нет, чтобы мальчика завести… Ты видишь, как со мной твой отец обращается?

- Ну и зачем мне мальчик? Чтобы тоже со мной плохо обращался?

- Он меня не переносит… Слова ему ни скажи! – сразу орать начинает… Отец! – возвысила она голос. - Открой консервы!

- Сама-то не можешь? – недовольно донеслось из комнаты.

- А ты поменьше с ним говори, мам… Давай, я открою, - Юлька с усилием загнала в жестяную крышку консервный нож и принялась им орудовать, вращая банку. - Ну, вот, держи…

- Как будем делать?

- А какой у нас выбор?

- Положить слоями или все перемешать. Ты как больше любишь?

Юлька расхохоталась:

- А есть разница?

- Ладно, сделаем слоями, - решилась мать. - Всё же праздник. Или перемешаем? Представляешь, вчера иду в магазин, а хлеб сырой привезли! Что ты будешь делать? Надо идти в другой магазин, а уже обедать пора… Говорю ему: давай, ты сходи в магазин, а я пока суп сварю! – не нужен мне твой суп, говорит, я себе сам сварю, и никуда я не пойду – дрова надо пилить! Вот пилит - три дня уже пилит и все никак не распилит. Больше пиво с Анатолием пьет.

- С каким Анатолием?

- О господи, ну, который с теткой твоей живет… Что, сыр готов? Давай быстрее, а то сейчас уже "Убойная сила" начнется, мы её смотрим…

На улице шел снег, в печке горели дрова. Юлька забралась с ногами в кресло, вытащив из книжного шкафа томик писем Пушкина. Библиотека у родителей была хорошая - всю жизнь собирали.

- Отец, ты не видел, махровая простыня там лежит? – мать, поднявшись на цыпочки, доставала с верхней полки шкафа постельное белье.

- Не видел.

- Ну ты же сегодня брал оттуда полотенце!

- Ну и что?

- Так как ты мог не видеть! Ты же в этот шкаф - лазил!

- Ну не видел я, не видел!

- И чего ты сразу орешь?

- Я не ору! Сто раз тебе говорить – не видел!!! Сказал: нет! – а ты пристаешь!

- Вот, ты видишь, видишь! - говорила мать Юльке, сидя на кухне. Глаза у неё покраснели. – Слова ему не скажи… - тут за дверью послышалось мяуканье.

- Филюшка, детка! – мать соскочила с табуретки – в дверях комнаты уже стоял отец – распахнула дверь. Вошел Филька.

- Явился, шлындра, - голос у отца был равнодушным. – Что, не всех ещё собак загрыз в округе?

- Иди, птичка, покушай… Вот молочко тебе… Иди, Филечка… Юля! Выйди из кухни – он тебя не знает, не станет при тебе есть.

Уезжала "с местичка" – отец вынес в прихожую три дощатых крашеных белой эмалью табурета. На один тут же вскочил любопытный Филька, поэтому мать села просто на порог.

- Как же так? – всхлипнула она, целуя напоследок Юльку. – И не поговорили даже толком… Ну, ты хоть звони…

Отец поехал провожать Юльку на вокзал. Зал ожидания был почти пуст. Очень хотелось спать. Отец, порывшись в кармане, достал юбилейную десятирублевую монету:

- На, вроде ты собираешь…

- Спасибо, пап…

- Смотри там… Студенты тебя не обижают?

- Да ты что, они хорошие…

- Тебя, по-моему, любая муха загрызёт… Вечно не умела никому слова сказать… Звони хоть почаще – мать переживает…

- И вы тут не ссорьтесь…

Юлька смотрела из окна вагона на освещенную фонарем фигуру отца. Опять шел снег, светло-оранжевый в конусе света. Отец стоял под оранжевым снегом и ждал. Ей хотелось, чтобы он ушёл – замерзнет ведь! И автобус, что подали к поезду, пропустит: придется либо ждать ещё четыре часа, либо идти пешком девять километров. Наконец поезд тронулся, и отец, и фонарь медленно поплыли назад, скрылись из глаз; привокзальные огоньки исчезли тоже - стекло вагона стало непроницаемо-черным: уже нельзя было ничего видеть. Даже снег. Но Юлька знала, что он, невидный, все метет и метет, и несется в сторону, обратную той, куда увозил её поезд.